15
О чем попросил главнокомандующего в разгар войны 25-летний парень, какую роль музыка играла для бойцов Красной армии и почему мальчишки совершали подвиги, вспоминают ветераны Великой Отечественной войны в материале «Советской Сибири».
В сентябре 1943 года потерявший на фронте оба глаза Фёдор Стрельников написал из глазного госпиталя, тогда размещавшегося в здании на Красном проспекте, 42, непростому адресату — товарищу Сталину.
О пациенте одного из госпиталей, развернувшихся в Новосибирске во время войны, Фёдоре Ивановиче Стрельникове неизвестно почти ничего. Все, что осталось из документальных свидетельств, — желтый листок письма, написанного даже не его рукой, а неведомой Алексеевой. Может быть, медсестрой или просто доброй женщиной, помогавшей раненым. Грустный привет из прошлого сохранили в архиве Новосибирска, где честность этого послания подкрепляет крошечный квадратик справки об огнестрельном ранении обоих глаз бойца и сообщается о безнадежной утрате зрения.
Здесь находился госпиталь № 1503, где лечился Фёдор Стрельников, обратившийся к Сталину с просьбой о баяне. Адрес здания — Красный проспект, 42 — не изменился с тех времен. Теперь здесь находится 23 различные организации, не имеющие никакого отношения к медицине
— Это письмо как-то оказалось в решениях горисполкома — лежало в распорядительных документах, — рассказывает Наталья Скорнякова, заместитель директора Новосибирского городского архива. — С позиции архивиста могу сказать: все-таки имя адресата сыграло свою роль. Письмо, конечно, не дошло до Сталина. Тот человек, который занимался этим вопросом, должен был решить все здесь, на месте. И мы видим, что очень быстро просьба была удовлетворена.
Потерявший зрение фронтовик сообщал в письме, что два с половиной года защищал Родину, но теперь ослеп и стал нетрудоспособным. «Я в то же время хочу быть полезным государству и давать концерты», — пишет Стрельников и просит Сталина распорядиться о том, чтобы ему прислали… баян.
— Меня поразило в этом обращении то качество, которое наше общество сейчас теряет: не быть обузой, — признается Наталья Скорнякова. — Он не просит помощи материальной — просит лишь инструмент, чтобы обеспечивать себя. Он не хочет, чтобы его кто-то содержал, и использует оставшиеся возможности для того, чтобы быть полезным своей Родине. С этой идеей тогда жила большая часть населения нашей страны. Думаю, если бы этой идеи в головах людей не было, трудно сказать, каким был бы исход войны.
Письмо очень просто написано — никаких расшаркиваний, реверансов в сторону главы государства. А ведь мы знаем, каким высоким авторитетом пользовался Сталин — с его именем шли в атаку.
Мечту Стрельникова осуществили. 12 октября 1943 года Новосибирский горисполком постановил: просьбу удовлетворить «путем изготовления и отпуска одного баяна».
— История этого человека, которая отразилась всего в одном письме, очень показательна, — считает архивист. — По ней можно понять, получить представление нам, ныне живущим, о том, как тогда работала система в целом. Этот источник можно рассматривать и изучать как исторический.
«Рубашку надевай, когда в бой идёшь»
Участник первого рейса при форсировании Днепра Герой Советского Союза Александр Яковлевич Анцупов вспоминает: в то время это было нормально — обратиться к высшему руководству, как это сделал пациент глазного госпиталя.
— Многие знают Героя Социалистического Труда новосибирца Виктора Васильевича Козлова, — приводит пример Александр Яковлевич. — Он награжден тремя орденами Ленина, несколько десятилетий возглавлял НЭВЗ. Его отец попал в плен в Первую мировую войну и оказался в Германии. Там он женился на немке, родился сын. Вскоре семья приехала сюда. Виктор Козлов окончил Московское военное авиационное училище, но летчиком его на фронт не допускали. Так он Сталину написал, чтобы разрешили участвовать в войне. И это имело успех — пришло распоряжение немедленно взять его на фронт. Он воевал летчиком в разведывательном полку.
«А где Звезда Героя?»
Сам же Александр Анцупов служил в 3-й гвардейской танковой армии, где был зачислен в 1-й батальон командиром танково-десантного разведывательного отделения. Позывные у него, радиста экипажа, были «Саша». Однажды при форсировании реки Кромы танк был подбит и загорелся. Всех ребят из экипажа охватило пламя.
— Я закрыл лицо руками — на мне горела одежда, бросился в воду, — показывает ветеран, как спасался от огня, и говорит, что иногда было очень страшно. Порой даже мысленно восклицал: «Зачем, мама, ты меня родила!»
Звезду Героя Советского Союза Анцупову вручили в 1946-м, хотя высокое звание было присвоено еще в 1943 году. Но он об этом не знал.
— Я вернулся домой в декабре 1944 года после тяжелого ранения в голову — четыре осколка застряли в голове. Два из них удалили в военном госпитале, куда я попал без сознания, два других лет через пять в Новосибирске, — рассказывает ветеран. — Я приехал домой, в Коченёвский район, неожиданно для родных. Я от них не получил ни одного письма с 1942 года, когда попал на фронт: так получалось, что нашу часть все время перебрасывали с места на место, и письма не догоняли нас. Я стал снимать верхнюю одежду, мама мне говорит: «А где Звезда Героя?» Я страшно удивился. Мама пошла к шкафу и достала из коробочки благодарность. В ней было сказано, что мне присвоено звание Героя Советского Союза.
«А утром фашисты придут»
Свой подвиг 19-летний Саша совершил на Украине, южнее Киева.
— Мы подошли к Днепру, средств для переправы никаких не было, — вспоминает ветеран события 75-летней давности, которые ясно врезались в его память. — У меня было два старых солдата — один 1897 года рождения, другой 1901-го. Командир батальона пригласил нас и дал задание связаться с партизанами отряда имени Чапаева, чтобы те помогли с переправой. В ночь на 22 сентября 1943 года с их помощью мы переправились на другой берег и встретили там старичка, который рассказал, что немцы вырыли три линии траншей. Под ружьем заставляли копать местных, кто остался. «Слышите, у них шум, гармошки играют? А утром они придут», — сказал дедушка.
Мы заняли две обороны, к утру переправился командир взвода и велел мне с «дедами» уничтожить две пулеметные точки противника, которые обстреливали реку. Мы выполнили задание, одного фашиста взяли в плен. К нам переправились два отделения, а в это время немцы бросили на нас три танка, автомашину с пехотой, мотоциклистов. Очень трудно пришлось. Нас всего 24 человека, из вооружения только автоматы, гранаты. Мы подбили два танка, третий развернулся — и они отступили. Через час стало еще горячее: десять танков двинули на нас. Отбиваться нечем — патроны кончились, остались только противотанковые гранаты. Вызвали огонь на себя. По немцам ударили «катюши» и наши танки с другого берега. Подбросили нам снарядов, патронов, противотанковых гранат. Моему отделению и отделению пулеметчиков дали пушку. Наводчиком был новосибирец Николай Павлович Кузнецов, ему потом звание Героя присвоили. После войны он жил на улице Дуси Ковальчук, 179. Эту атаку фашистов мы отразили, но через полчаса немцы опять начали наступать. Нас осталось совсем мало. Афанасьев, командир орудия, ранен был тяжело, а заряжающий и подносчики погибли. Кузнецов кричит мне: «Саша, помогай! Дай человека подносить, а то я и подношу, и заряжаю, и навожу!» А мне некого ему дать — я один остался. Пулеметчики тоже погибли. Мы вызвали огонь на себя. Отбили. Когда эта гарь рассеялась, все стихло, мы сели с ним на лафет, обнялись, заплакали. Жалко друзей. Мама у меня была верующая. Когда провожала, крестик в рубашку вшила. «Когда в бой идешь, эту рубашку надевай», — сказала. Я вытащил этот крест, мы его поцеловали. Из 24 человек к вечеру того дня нас осталось в живых четверо.
Земля в осколках
Вот так два десятка советских солдат удерживали высоту «Шпиль» в течение дня. Командир батальона Герагин Балаян положил руку на плечо нашему земляку и сказал: «Спасибо тебе, Анцупов». Через два дня, 25 сентября, он погиб. Ему присвоили звание Героя посмертно.
— За этот плацдарм величиной 11 на 6 километров наша 3-я гвардейская билась 38 суток, — тяжко вздыхает Александр Яковлевич. — Погибло очень много людей. Хоронить было негде, земля вся в осколках, от огромного леса остались одни щепки и пни. Не знаю, как мы выживали только.
О том, что война закончилась, Александр Яковлевич узнал от шофера, который привез семена с элеватора в Федосиху Коченёвского района, родное село ветерана. Местная школа сейчас носит имя героя.
— Радио-то не было, — сказал ветеран, и слезы выступили у него на глазах. — Это была радость со слезами. Женщины плакали, особенно те, у кого родные погибли, не вернулись домой.
«Вон ещё пудовик стоит»
Евгений Владимирович Щербак, ветеран Великой Отечественной войны, на фронт ушел добровольцем в 1942 году, как только сдал последний школьный экзамен в выпускном классе. Родным домом для юноши на три года стала 3-я батарея, 89-й отдельный гвардейский минометный дивизион, 13-я бригада...
— Эта история с письмом о баяне напомнила мне, как во время войны у нас в части тоже были люди, преданные музыке, — вспоминает ветеран. — Санинструктор Данила Яковлевич Боков на гармошке играл. Был еще один музыкант, спокойный, очень порядочный мужик из Азова по фамилии Сенник. Он, по-моему, даже никогда не выпивал и не курил. Так вот, он играл на аккордеоне и инструмент всюду с собой носил. Вокруг него народ постоянно скапливался. Песни пели, был грех.
Евгений Владимирович, который с 1958 года работал в новосибирской милиции, а потом около десяти лет возглавлял Центральный РУВД областного центра, вспомнил первое свое расследование в бытность оперуполномоченным уголовного розыска — оно как раз было связано с гармонью. Инструмент украли у дочери фронтовика, погибшего на полях сражений. Эта гармонь была бесконечно дорога женщине как память об отце. Железный Щербак — такое прозвище получил впоследствии ветеран, посвятивший себя борьбе с преступностью, — отыскал бесценную вещь и вернул законной владелице.
Кстати говоря, Евгений Владимирович тоже на фронте кое-что носил с собой. И потяжелее, чем инструмент. Трудно поверить — это была гиря! Атрибут силачей изготовил по просьбе солдата товарищ Щербака — эта штука весила 43 килограмма!
— На фронте я делал зарядку при каждом удобном случае, — говорит ветеран и идет к двум десятикилограммовым гантелям, которые лежат неподалеку. Поднимает их и… начинает качать бицепсы. — У меня вон еще пудовик стоит — гиря весом 16 килограммов, — показывает Евгений Владимирович и... хватает гирю. И это в 93 года! Коллеги Щербака рассказывают, что двухпудовая гиря всегда стояла у силача в кабинете.
— Моя война закончилась 8 мая, эта дата и стала Днем Победы, — продолжает фронтовик. — Я служил старшим электротехником, от меня зависел пуск наших ракет на М-30 и М-31. Стреляли они чуть ближе, чем «катюши», более тяжелыми снарядами. В тот день мы находились на границе Латвии и Литвы. Сделали укладку снарядов, подготовились давать залп. В это время нам ребята из бригады говорят: «Что-то там какие-то флаги поднимают». Присмотрелись — белые флаги выбросили фашисты. Команду дали отходить. Стал решаться вопрос о демобилизации. Помню, мы с бойцами разговаривали, кто куда поедет. Получалось, что разъедутся все по стране. Ведь в нашей батарее было 28 национальностей — от казахов, узбеков, татар до русских и белорусов.
От воспоминаний о самом первом Дне Победы у несгибаемого новосибирца вдруг выступили слезы.
— Мы не боялись врага, — сказал ветеран. — Фашист шел растоптать нас, нашу Родину. Мы не могли этого допустить. С молоком матери мы впитали чувство патриотизма. Это был наш долг — нашу Родину, как свою мать, защищать.
Как в тылу лечили раны
Первые эвакогоспитали начали работать в Новосибирске 30 июля 1941 года. Во время войны в областном центре размещалось 26 госпиталей для прибывающих с фронта раненых. В них спасли и вылечили 218 611 военнослужащих.
— Во время войны Новосибирск получил колоссальный толчок не только в развитии промышленности, был накоплен огромный опыт в организации здравоохранения, — рассказывает Наталья Скорнякова, заместитель директора Новосибирского городского архива. — По решениям, переписке того времени мы видим, какая шла большая работа. Специально было создано управление эвакогоспиталей, организованы специализированные госпитали: глазные, челюстно-лицевые, конечностей, так было удобней работать. Удивительно, что в этих условиях не останавливалась и научная работа — все было важно.
Помогали раненым не только медики. Даже дети приходили в госпитали, чтобы что-то сделать для защитников Родины. Как вспоминал заслуженный врач РФ Владилен Липин, которому тогда было всего десять лет, он со своими друзьями приходил в свое бывшее учебное учреждение, где классы превратились в палаты, и помогал пациентам: «Писали под диктовку бойцов письма, разыскивали их родных в эвакуации, покупали им семечки, махорку, конверты».
Многие здания Новосибирска, в которых размещались тогда госпитали для раненых, до сих пор сохранились. Часть из них вернули к прежнему назначению, другие успели несколько раз поменять вывески. Благодаря городскому архиву мы имеем возможность показать нашим читателям схему расположения некоторых эвакогоспиталей в областном центре, вернувшись более чем на 75 лет назад.
Схема расположения эвакуированных госпиталей в Новосибирске (июль — декабрь 1941 г.)
Редакция выражает благодарность сотрудникам МКУ «Горархив» за помощь в подготовке публикации.
