9
«Советская Сибирь» начинает новый проект. В нем мы расскажем о том, как люди с инвалидностью сумели реализовать себя в жизни. Как меняются наше общество и окружающая среда. Чему можно научиться у тех, кто живет, творит, помогает и счастлив, несмотря на ограниченные физические возможности.
Сегодня наш гость — Виктор СЕМЕНКО, бизнесмен, председатель Новосибирской региональной общественной организации инвалидов-колясочников «Центр независимой жизни «Финист».
— Я разбился в 23 года — упал с крыши пятиэтажного дома, когда выполнял работы по связи. До этого мало себе представлял, что в мире есть инвалиды-колясочники, их нигде не было видно. Правда, был один такой на Первомайке, я думал, что он немного ненормальный: нравится ему на коляске ездить.
Упал я спиной на бордюр. Перебило дыхание, но, когда на лицо полилась кровь — мне рассекло бровь, — начал дышать. Подбежал какой-то человек, спросил, что случилось. Я хотел подняться, но он велел не двигаться. Да я и не смог бы, только не знал тогда об этом. Очень быстро приехала скорая. Ноги ужасно жгло, казалось, что они раздулись до невероятных размеров. Я спросил врача неотложки: «У меня брюки не лопнут?» Это, конечно, была иллюзия.
В больнице Первомайского района мне сделали операцию, вызвав хирурга из Института травматологии и ортопедии. Операция длилась семь часов. У меня произошел перелом позвоночника с так называемым пересечением спинного мозга. Природа все сделала, чтобы спрятать этот проводник импульсов. Но человек все равно умудряется ломать позвонки. Примерно от этого места наступает паралич. В мои ноги можно вбивать гвозди — я не почувствую. Это все равно что перекусить провод в кофеварке: все вроде бы есть, но не будет работать.
Еще одно потрясение
Год я пролежал в больнице. Меня активно опекали — приходили родственники, друзья, подруги. Периодически мы воровали коляску в женской хирургии и немного гуляли во дворе. Потом кто-нибудь из отделения прибегал и забирал «транспорт».
После больницы, в 1986 году, я поехал в санаторий имени Бурденко, в Крым. В советское время очень четко работала система социальной защиты производственников, получивших травмы. У «бытовиков» было похуже. Это была сеть санаториев: во Владивостоке, Пятигорске, в Прибалтике, на Донбассе, в Крыму, в городе Саки. Санаторий на 350 мест для инвалидов-колясочников и рядом санаторий Министерства обороны СССР мест на 150–200, где восстанавливались в то время в основном афганцы. Сам город уже тогда был доступен для колясочников. Многие там просто снимали жилье и продолжали лечиться.
Санаторий оказался полностью приспособлен. Пандусы, лифты, распашные в обе стороны двери, квалифицированная медицинская часть, мощная ЛФК, очень эффективные грязи из местного озера. В Советском Союзе хорошо была отлажена система сопровождения инвалидов. Когда летел в Крым, меня поместили на три кресла, опустив подлокотники. В Симферополе в самолет зашли мужички, взяли на руки, принесли в микроавтобус, привезли в санпропускник. Оттуда забирал автомобиль из санатория.
И вот в санатории у меня был шок, потрясение. Я увидел, сколько таких людей! И еще я понял: моя ситуация — это еще не худший вариант. Там были люди без рук и без ног, были полностью парализованные — одна голова только работала. И они жили нормальной жизнью! Там я купил первую свою коляску — у вертолетчика-афганца, которому она была не нужна. Югославская, стоила офигенных денег — 500 рублей. Для сравнения: путевка в санаторий на 42 дня — 140 рублей (ее оплатило производство), билет на самолет — 75 рублей. Когда я смотрю на эту фотографию, где я сижу в коляске, худой, вот такие плечики, тоненькие руки — не мог полтора килограмма поднять… С того момента началась моя социализация.
Вперед, в Сан-Франциско
Вернувшись в Новосибирск, я занялся делом. Государство мне выделило однокомнатную квартиру, друзья привезли кучу магнитофонов, и я начал записывать, тиражировать аудиокассеты. Помните, были такие киоски в конце 80-х, где продавали записи концертов на пленке? Так я начал зарабатывать. Потом пошли видеосалоны. Ребята привезли бэушную видеотехнику, и я стал тиражировать видеофильмы. Честно говоря, с тех пор не могу их смотреть. Ведь тогда не было копировальных аппаратов — запись шла, пока крутился фильм, и они мне очень надоели.
Накопил денег на машину — ВАЗ-2108. Тогда это было круто. Ручное управление поставили ребята на автомобильной базе такси. Однажды мне позвонил земляк-новосибирец, с которым служили в армии на Семипалатинском испытательном ядерном полигоне. Он тоже оказался парализован — какое-то воспаление спинного мозга. Позвал меня на стадион «Спартак», где собирались колясочники и создали клуб «Финист». В клубе я познакомился с двумя американцами, которые предложили заняться производством инвалидных колясок. Конечно, я этого хотел! Я об этом мечтал, потому что у меня коляска весила 22 кило и не складывалась. Государственные предприятия, которые производили такую технику, начали погибать, нужно было что-то делать. Так мы с другом Женей Зеленцовым, тоже колясочником, поехали учиться в Университет Сан-Франциско, прошли курс технических средств реабилитации. И открыли в Новосибирске два производства, где запустили коляски, которые подходили под существующие у нас стандарты — входили в узкие двери, лифты. Помню, на них мы поехали поездом на конференцию в Ярославль. Тогда еще не было специальных вагонов, и проводница сказала: «Вы не сможете, не проедете» — «На нашей коляске проедем», — сказали мы. Она очень удивилась, увидев, как мы прекрасно перемещаемся по вагону.
Не хватает социализации
Так мы поняли, что нам не хватает социализации. Это преследует людей: они не могут выйти из дома — улица им недоступна, среда не приспособлена. В доме, где я живу, семь ступеней на первом этаже, которые я научился самостоятельно преодолевать. Но бывают преграды, которые как Эверест. И мы начали работать над созданием доступной среды в Новосибирске. Тогда, в 1996 году, слово «пандус» еще никто не знал. Мы встречались с главой администрации Центрального района Игорем Люзенковым, убедили, что нужно их делать на дорогах. Он первым сделал пандус в районной администрации. Потом они появились на улице Советской, которая проходит по границе двух районов города. Помню, Люзенков сказал: «Специально так сделал — на одной стороне улицы пандусы есть, на другой нет, чтобы Железнодорожный район обратил внимание и начал деньги вкладывать в ремонт дороги».
Виктор Семенко говорит, что далеко не во всех, на первый взгляд, благополучных, развитых странах для инвалидов созданы комфортные условия жизни. Но внимательные и отзывчивые люди встречаются по всему миру. Фото из личного архива Виктора СЕМЕНКО
Мы приглашали руководство метрополитена, которому говорили, что нам нужно. Проводили акцию: колясочники спускались в метро, в этом помогали солдаты. Потихоньку среда менялась. Очень многое для этого в городе и области сделал экс-губернатор Толоконский. Министерство труда и социальной защиты области очень активно работало и продолжает работать с нами. Уже тогда Новосибирск на фоне других городов России выглядел неплохо. Метро закупило ступенькоходы, обучило сотрудников. Да, есть неудобства. Чтобы три человека спустились, мне нужно позвонить заранее, и нас по одному будут спускать. Это займет часа полтора. Но это есть. Вместе с Игорем Галл-Савальским, председателем Новосибирской областной организации Всероссийского общества инвалидов, бились с железнодорожным вокзалом, и сейчас, считаю, он один из лучших в стране в плане службы сопровождения инвалидов-колясочников. В городе появились дорожки для незрячих — направляющие полоски, «пупырчики», обозначающие поворот, — человек с тросточкой по ним ориентируется. Много появилось того, на что не обращает внимания тот, кого это, слава богу, не касается.
Русские во французском музее
Я был во многих странах, объехал весь мир. Не люблю людей, которые не любят Россию. Как бы нам ни было плохо, я строю жизнь здесь, хочу, чтобы хорошо было здесь, а не в Америке или где-то еще. В тех же Штатах есть районы, для колясочников совершенно недоступные. Для меня это было шоком, когда я приехал туда в 2006 году и мы со знакомым юристом заехали в богатый район. Там нет пандусов. Богатым не нужны проблемы инвалидов. Поверните с центральных улиц Парижа — там доступная среда закончится. Отойдите в Турции на километр от туристического комплекса — то же самое. Вспомнил, как в Тулузе я посетил музей космонавтики с нашей станцией «Мир», модулями «Кристалл», «Квант». Там сделан обалденный пандус, но перед самой площадкой три ступени. Французы не могут туда попасть. А меня подняли — мы ведь русские, и я был, может быть, там первым инвалидом-колясочником, как когда-то наш Гагарин первым в космосе. Меня фотографировали и очень удивлялись.
Но, кроме среды, в которой мы живем, важно меняться обществу. Сейчас оно озлобленное, больное. Одно дело — сидеть за компьютером и «лайкать» с чувством выполненного долга призывы помочь больному животному, другое — реальная жизнь, в которой есть бабушка, которая не может перейти через дорогу. Я знаю, каким непреодолимым может быть бугорок снега. Куча людей будет идти и не поймет, что надо взять за руку беспомощного в этой ситуации человека. Когда я это вижу, сам хочу выскочить из машины и сделать это. Надеюсь, ситуация изменится. У нынешнего молодого поколения — детей, школьников, студентов — это понимание есть.
