12
Воспоминания земляков: ровно через неделю мы отметим годовщину снятия Ленинградской блокады
Наши читатели вспоминают эту дату не как праздник. Да, осада была снята, но сколь велики были потери и боль, пережитые за 900 дней. Болотное — один из сибирских городов, которые приняли беженцев из осажденной Северной столицы. Воспоминания в редакцию прислала Тамара Хомченко, автор краеведческих рассказов.
Разговаривая со своей тетушкой, вспоминаем деревню Усть-Тула, где мы с ней родились, только она в 1937 году, а я уже после войны, в 1949-м. И как наяву я вижу небольшие, но крепкие дома, построенные переселенцами из Пермской губернии вблизи устья реки, давшей название деревне, вижу высокий берег нашей могучей, полноводной реки Оби, куда впадает небольшая речушка Тула.
Вначале непроходимый густой лес и широкая, со стремительным течением река пугали переселенцев, но это только первое время, потом они привыкли, тем более что река и лес, можно сказать, кормили местных жителей. В 1921 году здесь построили начальную школу, а в 1931 году организовали колхоз имени Совнаркома.
Вспоминаем бабулю и дедушку, которые обосновались в деревне в 20-е годы, вспоминаем некоторых жителей деревни — Вторушиных, Богомоловых, Ефремовых, Федосеевых.
И, немного помолчав, тетушка начинает вспоминать горькие военные годы. В детскую ее память навсегда врезалось одно событие — когда в их деревню привезли семьи, эвакуированные из Ленинграда.
На переднем плане в центре маленькая Зина Пастухова
Было это зимой, стояли сильные морозы, в деревне остались женщины, дети и старики, мужчины ушли защищать Родину от немецко-фашистских захватчиков. Держали, конечно, скотину, но почти все, что получали от нее, сдавали в фонд обороны, поэтому жили впроголодь. Но Зинушка, как звала ее мама Анна Евгеньевна, была младшенькой в семье, и ей доставалась чашечка простокваши с ароматным куском хлеба. А летом вообще была благодать. В лесу, который вплотную подступал к деревне, созревали ягоды, а там уже и кедровые орехи поспевали. Несмотря на свой малый возраст, Зина могла ловко взобраться на кедр за шишками, которые потом бросала в разведенный костерок, чтобы убрать смолу.
Наступил 1943 год. В один из зимних дней по деревне прошел слух, что сегодня привезут эвакуированных из Ленинграда, и жители потянулись к сельскому клубу. Стояли, стуча подшитыми валенками, чтобы не замерзали ноги, и молча смотрели в конец деревни. Ребятишки, до бровей замотанные в старые козликовые шали, молча поглядывали на взрослых, не понимая их поведения. Среди настороженной толпы была и шестилетняя Зина. Этот день ей запомнится на всю жизнь. И даже сейчас, когда она начинает рассказывать о том дне, по ее щекам текут слезы.
Наконец-то показались две подводы. У клуба лошади остановились. Все смотрели на изможденные, замерзшие лица сидящих на телегах женщин и не видели детей. Но вдруг солома на санях зашевелилась, из-под нее стали выбираться ребятишки, и толпа встречающих громко ахнула, а кто-то заплакал в голос. Зина во все глаза смотрела на приехавших детей, так не похожих на белобрысых и краснощеких деревенских ребятишек. И не худоба и бледность лиц приезжих поразила девочку, а их пустые глаза, которые ничего не выражали. На худеньких белых личиках глаза казались огромными и темными, словно бездонный омут.
Деревенские женщины, громко плача, быстро уходили от клуба, и вскоре там остались только приезжие и сельские ребятишки. Но прошло некоторое время, и сельчанки стали возвращаться. Кто-то нес валенки, теплые носки или фуфайку, кто-то — ватное одеяло и подушки. Постепенно возле клуба опять собралась вся деревня. Женщины принесли продукты, у кого какие были, и отдали приезжим. Эвакуированных ленинградцев разместили в клубе, одного совсем ослабленного ребенка несли на руках. Забегая вперед, скажу, что этого мальчика так и не удалось спасти, его похоронили на сельском кладбище.
Некоторых приезжих забрали к себе деревенские. Позвала с собой пожилую женщину и Анна Евгеньевна. Так втроем и пошли, взрослые шли не спеша, а Зинаида бежала впереди вприпрыжку, оглядывалась и вновь бежала под горку к своему дому. На ходу она думала: где же будет спать эта женщина, ведь у них всего одна комната, печь и полати уже заняты? Женщина была такая маленькая, худенькая, она шла с небольшим баулом, крепко прижимая к груди шкатулочку.
Место для себя она выбрала сама: это был большой сундук, стоявший в переднем углу избы, под иконой. Вот на этом сундуке бабушка Бусова и устроилась. Это сейчас Зинаида Фотиевна понимает, что никакая это была не бабушка, а женщина среднего возраста, но тогда она казалась маленькой девочке совсем старенькой. Имя этой женщины память не сохранила, но воспоминания о ней остались самые добрые. Это она научила девочку выразительно декламировать стихи, рассказывала ей о самом красивом в мире городе — Ленинграде, где есть замечательный музей под названием Эрмитаж.
Рассказывала так, что девочка вечерами долго не могла уснуть и, лежа на полатях, представляла, как она идет по залам этого музея и со всех стен на нее смотрят картины великих живописцев. Став взрослой, Зинаида Фотиевна в первый же свой приезд в город на Неве посетила Эрмитаж и вспомнила бабушку Бусову и ее рассказы.
Прошло несколько недель после приезда эвакуированных, и щечки у их детей порозовели. Оказывается, они умели улыбаться, могли играть на заснеженной поляне и ходить в сельскую школу вместе с деревенскими ребятами. Зина подружилась с ними, и, когда кто-то из деревенских мальчишек обижал приезжих, бойкая маленькая девочка горой вставала на их защиту.
Наступил 1944 год. 27 января была полностью снята блокада Ленинграда, и эвакуированные стали собираться домой. Первой уехала бабушка Бусова. За ней специально прислали повозку из Болотного, и она, взяв свой баульчик, распрощалась с приютившей ее семьей, особенно тепло — с маленькой Зиной, которая так привязалась к ней. Потом наступило время покинуть деревню Усть-Тула другим эвакуированным. Они ехали в неизвестность, в разруху, но ехали ДОМОЙ, и этим было все сказано.
